И стало ясно, что место определяется точнее: какой метафизической ветке, на каком уровне соответствуют в тот или иной момент-период-жизнь-в-целом творческие состояния души. Так как судьба художника (и вообще судьба) -также организм-микрокосм. Со своей логикой - сплетением разнокачественных проявлений - реализации, образующих взлеты и падения. Со своим апогеем и нисхождением. Мы склонны думать, что место творческой судьбы легче определяется извне. Например, судьбы завершенной. Или, по крайней мере, со стороны. Например, другой судьбы. Лишь гениальность обладает верным предчувствием своей судьбы - миссии. Предчувствием неизбежности свершения.

Это предчувствие возникает также в момент создания работы. У меня это ощущение очищения, перехода в мир свободного развития формы и таинственно влекущего пространства. Здесь не имеют значения абсолютные размеры пластики. А сюжет хорош постольку, поскольку помогает совершить приобщение к этому миру. Пространственная качественность бытия становится настоящим содержанием скульптуры или рисунка. Она-то и придает настоящую глубину теме и определяет место художника и в творческой и в духовной иерархии. Ибо глубина образа недостижима без проникновения в освобождающий, целительный мир формы, без ощущения трансцендентности пространства в композиции и ее подробностях. Отсюда - связь этического и эстетического.

В разные периоды своей творческой работы я обращался к разным стилевым особенностям формы. А иногда в один и тот же период к нескольким. Этот ряд не так широк, скорее банален: Леонардо и Микеланджело, античная классика и архаика, онтологическая мистика формы в искусстве древнего Египта, Г. Мур и фигуративный экспрессионизм, канон в древнерусском искусстве, архетипический символизм в антропологической и христианской тематике (дефиниция наиболее самостоятельной части творчества), реализм 19-го века, импрессионизм Менье, Родена и Трубецкого, академическая, штудийная работа с моделью. Обычное частное отражение в индивидуальной капле- биографии океана мирового искусства. Я начинал с изучения-стилизации, с приобщения к соответствующей культуре, с открытия ее обретений и пределов. И каждый раз возвращался к своему внутреннему чувству формы и пространства. Я везде искал черты одного и того же, близкого себе состояния образа и следил за его пробуждением в галерее мирового искусства всех времен и народов.

Постепенно стала вырисовываться сравнительная картина стилевых изобразительных возможностей, которые могут вмещать в себя только соответствующее этическое содержание. Связь явлений искусства и вообще культуры - антропоморфна. А в лучшей своей части выстраивается по Воплощенному Подобию - христианское прочтение античного выражения «человек есть мера всех вещей». Человек, как явление и идея, содержит в себе известный ряд символов, которые увенчиваются символическим значением чела и глаз - средоточием духовного образа. Каждый факт искусства по своим истокам соответствует телесной конкретности, форме чувственности и имеет свой духовный диапазон содержания. В равной степени, касается ли это целой эпохи, какого-либо течения, творческой судьбы или ее части, наконец, отдельного произведения или даже просто художественного приема.

Во-первых, стало понятно, что реалистический портрет не может достигнуть тех высот и глубин духа, так выразить светлую печаль и мудрость, которые мы открываем для себя в лучших образцах ликов древнерусской иконы и фрески. Эти высокие состояния невозможно наблюдать в столь очищенном виде в жизни. Они взяты из внутреннего созерцания и переданы при помощи глубоко пережитого канонического очищения-причащения формы. О лучших образах иконы, фрески и шитья 12-17 веков я говорю как о высшем, предельно доступном для искусства содержании. Оно выражено состоянием созерцания Смысла жизни, которое достижимо в недолгие высокие мгновенья святости и как бы выходит за физические границы тела, пространства одухотворения мысли и чувства. Однако это содержание имеет телесный символ - глаза. И символ чувственный - зрение. Форма, понятая как плоть, обрекает на внимание к жизни в ее эмоционально-чувственном, умственном бытии. И все-таки это то, что стоит к иконе ближе всего. Реалистический портрет свидетельствует о бесконечной ценности индивидуального содержания личности, образа и подобия Божия. Лицо есть символ искусства портрета во всем его богатстве жанров. Античностью высшая красота воплощена как идея тела. Тело является символом искусства пространства и пластики - скульптуры. Осязание (переживаемое возвышенно) - его чувственный символ. Идея жизни, обожествленная на генетическом уровне, символизируется в качестве высшего искусством фаллических культов и изображений.

Система символов культуры может быть очень гибкой и даже индивидуальной. Но она всегда иерархически-антропоморфна. Содержание произведения искусства зависит от темы, предмета изображения и взглядов автора. Но не полностью. Реальное взаимодействие художника с миром проявляется в его отношении к форме и фактуре материала, в чувстве цвета и ритма, пространства и звучания масс, в прикосновении и темпе работы. В благоговении и насилии. Как в технике, так и в жизни. Этот сплав очень характерен и говорит нам о принадлежности произведения к той или иной культуре, об авторстве. Так, например, зыбкость эмоционального восприятия-ценность, даруемая импрессионистической формой. (Которая сама может быть символом различных душевных движений. Символ и символизируемое обратимы, их можно менять местами). В переживании художественного языка на символическом уровне раскрывается дух работы. Символическое содержание ряда произведений творит динамику творческой биографии, которая находит свое место в антропоморфной иерархии ценностей культуры.

Валерий Евдокимов, 1995 г, Москва.
Журнал «Волшебная гора». №3 1995г.